Мелузов. Ну, уж извините! На этом поприще я вам не товарищ, я не пью.
Трагик. Саша, Саша! Александра! К нам, к артистам, в храм муз, кого ты водишь с собой!
Мелузов. Да пойдемте! Вы будете пить вино, а я стакан воды выпью.
Трагик. Пошел ты к черту! Уберите его! (Опускает голову.) Где мой Вася?
Входят Дулебов, Великатов, Бакин, Вася, за ним лакей из буфета с бутылкой портвейна и рюмками; нескольколиц из публики, которые остаются в глубине сцены.
Дулебов садится на скамейку с правой стороны, с ним рядом садится Смельская, неподалеку от них Мелузов и Негина; к ним подходят с левой стороны Великатов и Бакин. Трагик сидит в прежнем положении, к нему подходит Вася и лакей из буфета, который ставит бутылку и рюмки на стол и отходит к стороне. Публика частию стоит, а частию садится за столики в глубине. Потом Мигаев.
Вася (трагику, наливая рюмку вина). Покорнейше прошу, пожалуйте!
Трагик. Не проси, и так выпью. К чему много слов: «Покорнейше прошу, пожалуйте!» Скажи: пей! Видишь, как просто – всего только одно слово; а какая мысль глубокая.
Из театра выходит Мигаев.
Негина. Гаврило Петрович, пожалуйте сюда!
Мигаев (подходя к Негиной). Что вам угодно?
Негина. На сцене вы всё бегали от меня; я желаю теперь поговорить с вами здесь, при посторонних.
Мелузов. Да, интересно будет выслушать от вас мотивы ваших поступков.
Мигаев. Каких поступков-с?
Мелузов. Вы назначили бенефис Александры Николаевны в самом конце ярмарки.
Мигаев. Самое лучшее время-с. По контракту я обязан дать бенефис госпоже Негиной во время ярмарки; но там не сказано, в начале или в конце; это уж мое дело-с.
Мелузов. Вы стоите на почве закона; это я понимаю. Но, кроме закона, существуют еще для человека нравственные обязанности.
Мигаев. Это какие же такие-с, и к чему весь этот разговор?
Мелузов. А вот послушайте: вы отодвинули бенефис до последнего дня, поздно выпустили афиши и не дали Александре Николавне сыграть перед бенефисом. Это ваши поступки.
Мигаев. Точно так-с.
Мелузов. Но Александра Николавна этого не заслужила, потому что в продолжение ярмарки доставляла вам всегда полные сборы, чего другие не делали. Вот и потрудитесь оправдать свое поведение.
Трагик. Ефиоп!
Мигаев. Сколько мне известно, вы у нас в театре не служите; а посторонним я в своих делах отчета не даю-с.
Дулебов. Разумеется. Что за допрос! Он хозяин в театре, он поступает, соображаясь с своими расчетами и выгодами.
Мелузов. Тем не менее такие поступки называются неблаговидными, и господин, позволяющий себе подобный образ действий, не имеет права считать себя честным человеком. О чем я и имею честь объявить вам перед публикой. И затем мы считаем себя удовлетворенными.
Мигаев. Как вам угодно-с, как вам угодно-с, мне все равно. У публики вкусы разные, на всех не угодишь: вам мои поступки не нравятся, а князь их одобряет.
Мелузов. Какое мне дело до князя! Нравственные-то законы для всех одинаковы.
Мигаев подходит к князю.
Бакин. Вот охота людям даром терять красноречие, проповедовать Мигаеву об честности! Уж это очень наивно. Честность он давно считает предрассудком, и для него разницы между честным и бесчестным поступком не существует, пока его не побили. А вот плюхи две-три влетит, тогда он задумается: должно быть, мол, я какую-нибудь мерзость сделал, коли меня бьют.
Трагик. Да и влетит, и дождется, уж это я ему давно пророчу.
Мигаев (подойдя к Негиной). Значит, вы, госпожа Негина, изволите быть на меня в претензии?
Негина. Конечно. И вы еще спрашиваете.
Мигаев. В таком случае, что же вас заставляет служить у меня? Контракт ваш кончается.
Негина. Да, но ведь вы сами просили, чтоб я его возобновила.
Мигаев. Извините, передумал-с. По требованию публики должен на ваше место пригласить другую артистку.
Негина стоит в изумлении.
Трагик. Офелия, удались от людей!
Негина. Вы должны были предупредить меня заранее; у меня были приглашения от других антрепренеров, я всем отказывала, я верила вашему слову.
Мигаев. Словам-то вы напрасно верите. Мы за каждое свое слово отвечать никак не можем, – мы зависим от публики и должны исполнять ее желания.
Негина. Куда же мне теперь, я и не знаю; вы меня поставили в такое положение…
Мигаев. Виноват-с. С другой бы артисткой я так и не сделал; но вы такой талант, для вас никакого ущерба не будет, вас везде примут с радостью.
Негина (сквозь слезы). Вы еще смеетесь надо мной… Но хорошо еще, что вы мне это сказали накануне моего бенефиса… я завтра прощусь с публикой… которая меня так любит… Надо напечатать, что я играю в последний раз.
Вася. Мы и без афиш везде разблаговестим.
Негина (Великатову). Вы, Иван Семеныч, не уедете до завтра?
Великатов. Нет, еще не уеду-с.
Негина. Значит, будете в театре?
Великатов. Непременно.
Бакин. Только вы этого на свой счет не принимайте: он остается не для вашего бенефиса, у него еще не кончены дела – есть в виду какая-то операция.
Великатов. Действительно есть. Эта операция не секрет, господа; я ее не скрою от вас; я хочу купить бенефис у Александры Николавны. Может быть, и наживу что-нибудь.
Негина. Как? Вы хотите купить мой бенефис? Вы не шутите? Это еще новая обида, новая насмешка надо мной?
Великатов. Нисколько не шучу. Как вы цените ваш бенефис, что вам угодно получить за него?